В настоящий момент мы должны дать рабочее определение понятию «осознание». Осознать – значит «понять, уразуметь, сознательно усвоить» [1]. В специальной литературе этому понятию уделено крайне мало внимания. В контексте высказанных выше идей, философскую базу нашей методики составят некоторые положения и понятия феноменологии.

«Возникновение в начале ХХ в. феноменологии как определенного идеалистического направления западной философии связано с именем Э.Гуссерля. Феноменология понимается Гуссерлем как наука об усмотрении сущности, как философская «археология», ищущая априорные структуры сознания. Задача феноменологии – в раскрытии смысла предмета, затемненного разноречивым мнением, словами и оценками» [2].

Осознание – это акт сознания, который в феноменологии понимается как акт непосредственного восприятия смысла субъектом. М.Мерло-Понти использует близкое понятию осознания понятие феноменологического восприятия; искать сущность восприятия для него означает утвердить его в качестве имеющегося в нашем распоряжении «доступа к истине»: «Попытка описать восприятие в качестве онтологически первичного, бытийного пласта человеческого опыта, осуществляющегося спонтанно, независимо от рационального и рефлексивного познания и являющегося, напротив, предпосылкой и основой объективного, рационального и рефлексивного познания» (выделено нами – А.А.) [3].

В феноменологии момент осознания определяется через ноэзис. Ноэзис является моментом интенционального свершения актов сознания или способом данности предмета. Он содержит два компонента: компонент ощущения (hyletische Daten) и компонент смыслообразования (sinngebende Daten). В актах мышления ряда профессий сконструировать новое – значит осознать его в действительности как ставшее бытие. Например, в деятельности журналиста «новое» уже родилось, но требует осмысления, осознания субъекта. Журналист не придумывает «новое» – он адекватно конституирует бытие.

Понятие конституирования – важнейшее понятие феноменологии. Источником конституирования центров свершений актов сознания является Я. Бытие Я – это единственное бытие, в наличности и значимости которого, согласно феноменологии, я не могу усомниться. Это бытие совершенно иного рода, нежели бытие предметное.

Характер конституирования при реализации стратегии опознания отличается от характера конституирования при реализации стратегии осознания. Если в первом случае конституирование происходит на основе известных признаков соответствующего контекста, то во втором – конституирование производится на основании инородного признака контекста, в случае если гештальт восприятия «разбит». Другими словами, реализуя стратегию осознания, мы не занимаемся «вторичным конституированием», мы ищем для себя новый признак ситуации, новый в первую очередь для нашего сознания – тот признак ситуации, который не встроен в привычную для субъекта модель, не принадлежит ей. Именно поэтому мы воспринимаем его как инородный. Настоящее «новое» всегда вначале воспринимается как «инородное» – в случае если мы готовы увидеть ситуацию с включенным инородным признаком, а не вычеркнуть этот признак из ситуации вообще. Технологически, как мы покажем дальше, субъект, реализующий стратегию осознания, должен сосредотачивать внимание именно на ощущении «инородного» – ведь «ощущения нового» как такового не может быть в принципе.

Понятие «нового» не может входить в комплекс восприятия, определяя «компонент ощущения» ноэтического акта.  «Новое» относится к области рефлексии, аналитического описания, оно не может принадлежать текущему моменту осознания, а значит – никак не может его ориентировать. «Новое» – это описательный диагноз, оценка постфактум, тогда как «инородное» – это зацепка, наводка для сознания в текущий момент субъективного конституирования бытия. Если нет ощущения «инородного» – все приданные признаку характеристики «нового» содержат ложь. «Новое», существующее бесконфликтно в старом, просто хорошо замаскировавшееся «старое». Развития ситуации, как и параллельного развития сознания субъекта с таким «новым» не происходит. Принять «инородное» – для сознания значит бросить вызов собственным возможностям. Конструируя ситуацию с инородным ей (ситуации) признаком, сознание вынуждено расширять собственные границы – создавая новые рамки ситуации, находя в ней место инородному. Именно поэтому в центре нашего внимания не понятие «нового признака» ситуации, а понятие «инородного признака».

Феноменологически удерживая в сознании инородный признак, мы должны открыть ему контекст его бытия, определить условия его существования. Здесь на помощь приходит способность мыслить диалектически (как принципиально данная человеку способность). «Диалектика есть логическое конструирование эйдоса. Этим она отличается от всех других типов логического конструирования. И, прежде всего, отличается она от логики в обычном смысле слова, т.е. от формальной логики. Формальная логика есть логос о логосе, диалектика же есть логос об эйдосе… (эйдос) есть цельный смысловой лик вещи, созерцательно и умственно осязательно данная его фигура, логос же есть метод смыслового оформления вещи, задание мыслить вещь, чисто логическая возможность и закон смыслового построения вещи» [4]. 

Диалектика видится как естественное развитие феноменологии, как мышление связей между «чистыми смыслами» – эйдосами. «Гуссерль правильно говорит, что феноменология должна не объяснять, но описывать смысл, что никакое натуралистическое объяснение ничего не может объяснить в смысле как смысле. Но Гуссерль не понимает того, что возможно не натуралистическое, но эйдетическое же помещение эйдоса в системе других или вообще возможных эйдосов. <…> Если, например, мы хотим дать феноменологию какого-нибудь переживания, то нам необходимо описать один или несколько эйдосов, проявившихся в данном переживании в той или иной последовательности. Будет ли это логосом именно эйдоса? Да, это статистически тут будет усматриваться и описываться, но связи будут установлены не эйдетические, но логически-методологические. <…> Феноменология – описание статически данных эйдосов, как некоторым образом оформленных смыслов. <…> Специфическая категориальная эйдетика связей есть не что иное, как диалектика» [5].

Способность к диалектическому мышлению субъект способен развить в себе, регулярно инициируя диалектический метод осмысления действительности. Феноменология позволяет удерживать в сознании отдельные смыслы, диалектический метод позволяет удерживать в сознании сочетания противоречивых (с позиций формальной логики)  смыслов.

Диалектический метод в философии основан на оперировании логическими противоречиями. Интересна позиция Канта в этом вопросе, изложенная в его труде «Критика чистого разума»: «Существует естественная и неизбежная диалектика чистого разума, не такая, в которой какой-нибудь простак запутывается сам по недостатку знаний, или которую искусственно создает какой-нибудь софист, чтобы сбить с толку разум людей, а такая, которая неотъемлемо присуща человеческому разуму и не перестает его обольщать даже после того, как мы раскрыли его ложный блеск, и постоянно вводит его в минутные заблуждения, которые необходимо все вновь и вновь устранять» [6].

Ярчайшим проявлением трансцендентальных иллюзий являются, по Канту, антиномии чистого разума, имеющие исключительно диалектический характер, т. е. представляющие собой заблуждения разума, в которые он впадает при отсутствии предписываемой критикой дисциплины. Критика чистого разума и должна устранить эту «диалектику» из метафизики. Кант выводит четыре  антиномии, или четыре группы противоречащих друг другу суждений,  касающихся: 1) величины мира, 2) его деления, 3) возникновения и 4)зависимости существования. Первая, например, выглядит следующим образом: 1) «Мир имеет начало во времени и ограничен также в пространстве / Мир не имеет начала во времени и границ в пространстве; он бесконечен и во времени, и в пространстве». Важно отметить, что антиномиями Кант считает отнюдь не любые, уже противоречащие друг другу суждения. К их числу  могут быть отнесены только те, истинность которых не может быть проверена непосредственно в опыте, т. е. предельно общие, «воспаряющие над опытом знания», касающиеся мироздания в целом, а также обязательно доказанные суждения. Поэтому сам Кант, выделив антиномии, затем последовательно доказывает тезисы и антитезисы каждой из них, пользуясь при этом так называемой логикой от противного. Лишь после этого он разрешает антиномии [7].

Наше глубокое убеждение заключается в том, что «предельно общие» антиномии лишь задают модели для мышления, благодаря которым субъект, способный мыслить категориями «чистого разума», способен настраивать, функционально готовить сознание для особого смыслового конструирования, которое А.Ф.Лосев называл логическим конструированием эйдоса (идеи).

Диалектическое мышление всегда начинается с факта «невозможного». Мы подводим себя к невозможности отобразить ситуацию привычной формальной логикой, но при этом способны ощутить в себе резерв иного – не раскладывающего материал по полочкам формальной логики – понимания.

Диалектическое мышление – это способ вместить в себя тайны жизни, именно вместить, потому что тайны – на то и тайны, что их нельзя «вывернуть наизнанку» средствами формальной логики.

Инородный признак так или иначе является ключевым элементом содержания. Ведь в ключевых элементах концентрируется жизнь контекста, а жизнь заключена  там, где есть разность потенциалов, есть плюс и минус, единство и борьба противоположностей. В бытие инородного признака контекста действуют разнонаправленные силы, здесь энергия одного контекста сопряжена с инерцией другого, здесь одно идейно оформляется в другом. Инородный признак есть явление в контексте скрытой идеи, а за ней – скрытого контекста, органично живущего в явном. В этом бытие двух контекстов заключена подлинная, диалектическая суть отрезка действительности,  и – разгаданная автором текста * – она придает содержанию текста подлинную глубину, объем и новое качество.

Диалектика позволяет осуществить качественный скачок в мышлении. Инородный признак дает сознанию толчок к той идее, задействовать которую субъекту просто необходимо, если он решил адекватно отображать бытие. Диалектическое мышление позволяет сознанию не упираться в «стенки» действующего контекста ситуации, инородный признак прокладывает «высоковольтный» кабель к новой для субъекта идее. Тогда энергия этой идеи поступает свободно и заполняет сознание субъекта, позволяя ему «взорвать» старые стены ситуации и увидеть в материи новый системный контекст.

Феноменологически осознать инородный признак – только полдела. Удержание в сознании инородного признака (с полноценным феноменологическим ощущением его инородности) невозможно без развитого диалектического мышления.
«Оприходование» инородного признака в новую систему связей и отношений – систему более высокого уровня – осуществляется диалектическим мышлением. С этих позиций, наша методика осознания закладывает ориентир духовного развития субъекта: феноменология поиска инородного признака с последующим диалектическим открытием новых контекстов бытия есть реализация человеком высших психических функций, о которых, в частности, писал Л.С.Выготский.

По Выготскому [8] развитие высших психологических функций идет комплексно. Каждый период развития обусловливает приоритет одной из функций, который предполагает перестройку и переориентацию всей системы. Полемизируя с Пиаже и с психологами «старой школы», исключающими, по мысли Выготского, наличие функций осознания в младшем школьном возрасте, он указывает на процессуальный характер «вызревания» функций, когда локальные операции сознания при помощи этих функций опережают полное их осознание. Овладение и оперирование ими происходят уже на следующих ступенях развития.

Выготский преодолевает метафору Пиаже, метафору механистического замещения одного вида сознания – детского, солипсического, эгоцентрического – другим:взрослым, социализированным, системным. Метафора Пиаже говорит о «змее, которая сбрасывает кожу». Метафора-модель концепции развития сознания, по Выготскому, должна представлять собой нечто вроде растения, которое на разных фазах своего роста формирует то корни, то стебель, то листья, то, наконец, лепестки цветка. Когда образуется цветок – листья, корни и стебель тоже продолжают развиваться, но функция цветка осознается лишь в конце процесса, когда он распускается и начинает цвести. Продолжая эту аналогию, следует развить мысль Выготского. Формирование высших психических функций у человека не обязательно должно заканчиваться формами произвольного внимания, осознанного и направленного теоретически-логического мышления. Сама концепция Выготского, с «прорастанием друг в друга» житейских и научных понятий, не должна завершаться на стадии овладения человеком формально-логическим аппаратом. Сама жизненная практика предопределяет неисчерпаемость мысли в обратном направлении – в движении к истокам жизни. Жизнь – вся основана на противоречиях, и «принять» в себя эти бытийные противоречия не только самой жизнью и действием, но и мышлением – вот истинный вызов человеческого существа.

Здесь мы подошли к совершенно особым функциям мышления, которые не столько логически «справляются» с противоречием, сколько ведут человека к моменту феноменологического восприятия в иной плоскости внимания, в которой противоречие не мыслится как системное. Оперирование противоречиями в сознании означает такой тип мышления, который в соответствии с философией метода получил название диалектического мышления. Задействуя лишь формально-логический тип мышления, субъект пройдет «мимо» необходимого ему в деятельности осознания признака. Возможности мысли определяются в первую очередь характером мышления. Другими словами, субъект, не владеющий диалектическим мышлением, будет не способен к подлинному осознанию. Он просто «не увидит» внутри исходного контекста противоречащий инородный признак, признак иного. С другой стороны, сознание, в котором диалектическое мышление не подлежит остановке, будет буквально «охотиться» за ситуациями диалектического противоречия, включая свою жизнь в процесс непрерываемого осознания. 

Таким образом, развитие интеллекта до стадии диалектического мышления позволяет человеку вернуться к истокам своего существования, дойти до врат, за которым идет уже не связанное с интеллектом и не связанное интеллектом осознание. И в то же время интеллект, мышление, разум тогда служат «принципом врат» – принципом осознанного человеческого путешествия в море осознания. А до тех пор – прав Л.С.Выгосткий: «Чтобы осознать, надо иметь то, что должно быть осознано. Чтобы овладеть, надо располагать тем, что должно быть подчинено нашей воле» [9]. В этом отношении перед автором всегда есть исходный контекст действительности – контекст, моделируемый в стратегии опознания.

Таким образом, повторим: стратегии опознания и осознания составляют единый методический комплекс.

Событие, в котором я, субъект, участвую, или которое намерен отобразить, потенциально имеет бесконечное множество контекстов и, соответственно, фреймов, в которые вписаны те или иные элементы, связи и отношения. Точка контекста, на которой зафиксировано мое внимание, может начать связываться с другими смысловыми точками данного контекста, а может стать отправным пунктом для поиска скрытых смежных контекстов. Ведь число контекстов, проходящих через данную точку, потенциально бесконечно и зависит от возможностей осознания субъекта.

Установив исходный контекст, сознание начинает с ним работать. Сознание охватывает контекст действительности, опознавая элементы разных моделей ситуации, событий, образов и т. д., а потом увязывает все видимые им связи и отношения в систему события, во фрейм – структурированный контекст с расставленными смыслами и связями между элементами. Фрейм заполняется конкретными смыслами события не произвольно, а в соответствии с релевантной – по мнению субъекта – моделью социальной ситуации (МСС). МСС – это стереотипное описание события, возникающее в результате работы сознания субъекта: абстрагирования элементов ситуации и выбора релевантной модели из субъективного семантического пространства субъекта. Фрейм события описывается в фактах, модель – в абстрактных понятиях и суждениях. Фрейм события – это контекстная реализация модели, допустим – M-1. Обычно реализация детализированной модели контекста, то есть оформление нового ее элемента требует обнаружения соответствующего ему нового признака контекста.  Однако в случаях, когда прагматика предполагает построение нескольких альтернативных МСС контекста,  именно внимание к отдельному элементу фрейма (контекста) может привести к актуализации новой МСС.  «Неожиданно» один единственный элемент контекста «заявляет» о том, что перед нами – новый фрейм (разновидность фрейма), модель M-2. Контекст остается, но интерпретируется, то есть в смысловом отношении моделируется, по-новому. В стратегии опознания автор реализует внутриконтекстные вариации смысловых моделей. В стратегии осознания нас интересует совершенно иная принципиальная возможность, а именно – из точки – инородного признака увидеть «целиком» новый, так сказать, «перпендикулярный» контекст.

Внутреннее ощущение от осознания множества контекстов, исходящих из одной точки-признака – совершенно иное по качеству ментальное ощущение, нежели опознание проходящих через элемент исходного фрейма абстрактных моделей одного контекста. Абстрактные модели вспоминаются –  цельные контексты удерживаются вниманием. Потенциал автора, работающего в той или иной знаковой системе, заключен в одновременном удержании разнородных смыслов ситуации, а значит не только моделей ситуации, но и целых контекстов, проходящих через точку-элемент-событие. Он говорит: это – есть это, но в то же время его текст оставляет возможность реципиенту увидеть, что это – не есть это.

Способность удерживать раскрывающиеся смыслы на предельной скорости восприятия знаков определяет подлинные возможности сознания. Субъект никогда не должен «сдаваться», принимая какой-то один контекст, чей-то чужой, уготованный ему смысл. Он никогда не должен быть «выслежен» и «загнан» в каком-либо из контекстов со-бытия. Субъект всегда должен быть готов к мгновенному прыжку из контекста в контекст. Явленный смысл может оказаться не более чем текущей актуализацией ситуации для субъекта, но в новом времени, в ходе эволюции субъекта (или даже просто в развитии способностей его осознания) актуальным может стать совершенно иной смысл ситуации. Автор в принципе не может себе позволить «верить» в один единственный локальный контекст или фрейм контекста. Ведь его позиция в поиске смысла определяется прагматикой меняющихся внешних (прагматическая ситуация) и внутренних (духовная эволюция) задач.

На практике для субъекта крайне важно просто поверить, что есть не только данный контекст осознания, но и множество иных. Осознать факт наличия инородного признака – значит дать определенному элементу исходного контекста дополнительный, «перпендикулярный» (альтернативный) контекст бытия. Поэтому поиск инородного признака представляет собой не что иное, как создание интерпретаций бытия исходного признака. После этого элементы «перпендикулярного» (альтернативного) контекста могут начать сопоставляться с различными элементами исходного, таким образом рождая мысли и суждения, рождая новое содержание. Между точками исходного и «перпендикулярного» контекста возникают новые отношения-связи (как гипотенузы между точками катетов исходного и перпендикулярного контекста). Совокупность этих новых связей-отношений между исходным и альтернативным контекстом способна задавать n-е количество абстрактных моделей, описывающих уже объединенную систему исходного и альтернативного контекста.

В различных интерпретационных построениях «перпендикулярного» контекста и в последующих связях между контекстами исходную точку-элемент-признак необходимо постоянно проверять на инородность, по сути, проверяя истинность ее существования. С позиций формальной логики, обнаружение инородного признака вне связанного с ним иного контекста невозможно, поскольку признак не может принадлежать тому контексту, наличие которого не установлено. Точка на плоскости не может принадлежать другой плоскости, пока не установлено наличие, существование этой иной, пересекающей плоскости. Однако на практике существует совершенно особый момент в работе феноменологического сознания: когда  возникает мысль, ощущение, уверенность в том, что какая-то деталь окружающей обстановки, воспринимаемой ситуации и т. п. не вписывается в общий контекст. Этот момент предшествует всем сознательным построениям и интерпретациям, здесь фиксируется точка, из которой далее протянутся связи и отношения идейной конструкции перпендикулярного контекста. Именно этот момент определен в феноменологии как момент непосредственного «ощущения» смысла. Не будь этого момента, инородное обнаружить было бы в принципе невозможно. Еще до самой первой связи сознание четко фиксирует наличие иного бытия, и ничего больше. Именно в этот момент субъектом задействуется особым образом развитое и настроенное внимание – внимание как особый, существующий до мышления, процесс работы сознания.

Осознание – это осознание наличия признака. Просто – наличия. Если мы выделяем его и понимаем, что здесь есть признак, мы его осознали. Дальше – дело в систематизации описания и проникновения в глубь явления. Осознание – это поток информации. Даже если мы не знаем, чтó его инициирует – мы можем узнать, как его инициировать. Созерцать, и вдруг запустить поток информации. Как это может происходить?

Выбор точек контекста, обладающих инородностью, – дело конкретного субъекта. Ведь для других внимание и путь осознания – в силу своеобразия внутреннего опыта, личности, памяти и т.п. – может заключаться совершенно в иных контекстах.

Эффективность работы сознания при настройке на инородное зависит:
1) от опыта (как часто сознание работает в режиме осознания),
2) целевой концентрации (насколько сознание может сформировать телеологически четкий запрос на субстанциональное инородное),
3) технологичности операционного внимания (насколько точно и грамотно субъект способен управлять своим вниманием в информационном поле).

«Выйти» на инородный признак можно лишь установив для себя мотив движения к инородному. Другими словами, если автор не видит необходимости в реализации стратегии осознания, он и не будет прикладывать к этому усилий – достаточно специфических. Чем большим знанием контекста действительности обладает специалист – тем свободнее он может обходиться элементами методики опознания, или какими-либо другими технологиями создания элементов содержания. Если не обеспечить момент феноменологического восприятия, мы просто не увидим инородный признак, целиком исключим его из нашего внимания, заставив его обслуживать «старую» модель. Очень важно концентрироваться именно на феноменологическом ощущении, на ментальном «любовании» признаком. Феноменология учит получать от смыслов ощущения, ощущение – это единственный путь к инородному.

Авторы, которые ориентируются в первую очередь на свое внимание (а не на опыт и старое знание), способны – независимо от контекста – выйти на инородный признак.

[1] Толковый словарь русского языка под ред. Ушакова.

[2] БСЭ, 1969-1978

[3] Философский словарь// Яндекс.Словари. – Под редакцией Грицанова А. А. © 2001 Издательство «Книжный Дом».

[4] Лосев А.Ф. Бытие. Имя. Космос. – М. – 1993. С. 69.

[5] Там же.  С.70–71

[6] Цит. по: Румянцева Т.Г. Трансцендентальная диалектика//История философии: Энциклопедия. – Мн.: Интерпрессервис; Книжный Дом. 2002.

[7] Там же.

[8] Выготский Л.С. Мышление и речь. – 5-е изд. – М.: Лабиринт. – 1999.

[9] Там же. С.202.